«Великий украинец» Булгаков: почему писателя называли украинофобом

На Украине уже давно составили список «100 великих украинцев». В первую десятку самых-самых, согласно массовому опросу, вошли Степан Бандера, Валерий Лобановский, Григорий Сковорода, Николай Амосов, Богдан Хмельницкий, Вячеслав Чорновил, Тарас Шевченко, Ярослав Мудрый, Леся Украинка, Иван Франко.

В этот список также попали Симон Петлюра, Роман Шухевич, Виталий и Владимир Кличко… Там вообще подход был простой: если родился на территории современной Украины — значит украинец. Наверное, именно поэтому в этот список занесли Булгакова.  Сегодня, в день рождения писателя, наша редакция хотела бы рассказать о том, кем на самом деле был писатель.

Кем был Булгаков?

Пожалуй, имеет смысл согласиться, что Булгаков не только русский, но и украинский писатель. Все же он родился в Киеве. Но Михаилу Афанасьевичу, хоть он и любил Киев, все же была непонятна, а где-то и презираема, повсеместная украинизация, которая   проводилась бездумно с опорой на национальную идею. Это следует не только из его язвительных высказываний, но и из бытовых заметок, например, дневников его жены Елены. Не зря памятную доску Булгакова в Киеве украинские патриоты регулярно заливали краской еще в советские времена и называли писателя «украинофоб».

Был ли Булгаков на самом деле украинофобом? Вряд ли. Булгаков не просто переживал «диктатуру вышиванок». В то время, как по сути и сегодня, русская культура подвергалась нападками на Украине. Все родное для писателя в какой-то момент оказалось под угрозой. Он видел, как во времена Петлюры на его в общем-то интеллигентный город надвигалось пугающее село в лице необразованных мужиков и деревенских националистов. Село не только говорило и одевалось по-другому, оно со знанием дела, ловко, будто домашний скот, убивало «жидву» и «москалив». Может поэтому Булгаков и противился мрачной, мужичьей силе, поэтому называл мову «гнусным языком», которого «и на свете то не существует…» Может поэтому «великий украинец» Булгаков довольно жестко противился «украинству» и высказывался о нем вполне определенно — иногда голосами своих героев, иногда от первого лица.

Штрихи к портрету:

«Да не было его (Петлюры). Не было. Так, чепуха, легенда, мираж. Просто слово, в котором слились и неутолимая ярость, и жажда мужицкой мести, и чаяния тех верных сынов своей подсолнечной, жаркой Украины… ненавидящих Москву, какая бы она ни была — большевистская ли, царская или еще какая»

Роман «Белая гвардия» 1925 г.

«Это киевские вывески. Что на них только написано, уму непостижимо. Оговариваюсь раз и навсегда: я с уважением отношусь ко всем языкам и наречиям, но тем не менее киевские вывески необходимо переписать. Нельзя же в самом деле отбить в слове «гомеопатическая» букву «я» и думать, что благодаря этому аптека превратится из русской в украинскую. Нужно, наконец, условиться, как будет называться то место, где стригут и бреют граждан: «голярня», «перукарня», «цирульня», или просто-напросто «парикмахерская»! Мне кажется, что из четырех слов — «молошна», «молчна», «молочарня», и «молошная» — самым подходящим будет пятое — молочная. Ежели я заблуждаюсь в этом случае, то в основном я все-таки прав — можно установить единообразие. По-украински, так по-украински. Но правильно и всюду одинаково.

Фельетон «Киев-город» 1923 г.

«Я б вашего гетмана, — кричал старший Турбин, — за устройство этой миленькой Украины повесил бы первым! Хай живе вильна Украина вид Киева до Берлина! Полгода он издевался над русскими офицерами, издевался над всеми нами. Кто запретил формирование русской армии? Гетман. Кто терроризировал русское население этим гнусным языком, которого и на свете то не существует? Гетман. Кто развел эту мразь с хвостами на головах? Гетман».

Роман «Дни Турбиных» 1926 г.

«Сейчас (в Киеве) великая усталость после страшных громыхавших лет. Покой. Но трепет новой жизни я слышу. Его отстроят, опять закипят его улицы, и станет над рекой, которую Гоголь любил, опять царственный город. А память о Петлюре да сгинет».

Фельетон «Киев-город» 1923 г.

Жаль, но память о Петлюре, увы, не сгинула. Каково бы сейчас было Булгакову, если бы он узнал, что его заслуги в литературном мире украинцы оценивают ниже, чем бесчинства националиста, погубившего множество невинных жизней, которого писатель так ненавидел. И справедливо ли причислять драматурга к украинцам, если он столь сильно любил русскую культуру? Или националисты все же решили простить Булгакову его любовь, чтобы за его счет подчеркнуть свою исключительность.